Правила: заголовок темы должен кратко и понятно отражать ее суть, нельзя писать латиницей или заглавными буквами. Сообщение, ник, аватар не должны выделяться своими размерами или стилем написания от остальных, быть читабельными, написаны литературно и достаточно грамотно.
Отправлено: 30.01.09 21:37. Заголовок: Руслан Тилов "Сага о Кавказе"
Изобретение нового метода исследования явление крайне редкое и оттого особо значимое. Из всех наук в новых методах более остальных нуждается история, поскольку господствующая ныне наука о прошлом человечества столь противоречива, что говорить даже о самом недавнем прошлом нам приходиться с большим сомнением. Но многих исследователей такая ситуация никак не устраивает и они упорно ищут новые способы узнать правду о прошлом человечества. Одним из таких людей является наш земляк Руслан Тилов. Будучи инженером по образованию он подошел к изучению археологии с математически точной логикой и результаты превзошли самые смелые ожидания. Занимаясь археологическими материалами бронзового века Руслан с помощью собственного метода исследования расшифровал суть зооморфного стиля. В результате 11-ти летнего труда на свет появилась книга «Сага о Кавказе». Никогда до этого из под пера балкарца не выходил столь содержательный труд. Эта немаленькая книга наполнена глубоким смыслом от первой до последней страницы.
Отправлено: 31.01.09 16:53. Заголовок: sult В инете нет, б..
sult В инете нет, буду понемногу выкладывать тут
Р.Р.Тилов. Т39 Сага о Кавказе. Раняя история алано-балгар. Нальчик. Издательство М и В. Котляровых («Полиграфсервис»), 2005. – 280с., ил., карты, библ. ISBN 5-93680-157-8
Данная книга посвящена древней истории Кавказа и народам, населявшим его в эпоху поздней бронзы – балгарам, туркменам, германцам. Кто такие балгары, потомки которых проживают сегодня по всей Евразии от Португалии до северного Китая и где древняя прародина балгар? По истории балгар издано большое количество работ, но в данной книге вниманию читателей предлагается принципиально новый и довольно обширный свод исследовательских материалов. Новизна публикуемых материалов в том, что в них раскрыты страницы истории балгар, начиная с середины II тыс. до н.э. до средневековья. Указаны древнейшие очаги их проживания, время и пути расселения этого народа по Евразии. Раскрыт и своеобразный «именник балгар» - перечень этнонимов, под которыми они были известны среди древних народов, попадали на страницы античных и средневековых письменных источников, летописей, упоминаются в легендах и преданиях других народов. Причина принятого написания этнонима болгар в форме «балгар» также будет объяснена в книге и научно обоснована. Принципиальным в балгароведении является вопрос об их ранней прародине, о том ландшафте, на котором формировалась их материальная и духовная культура и если ученые традиционно относят балгар к кругу степных кочевых народов, то в данной книге предлагается иной взгляд на происхождение древних балгар, аргументируется их принадлежность к кругу горских народов Кавказа. Определенные, но довольно скупые сведения по этому поводу имеются в древних армянских письменных источниках, но в исторической науке эти сведения не привлекаются и глубоко не исследуются. Традиционно историю балгар начинают описывать с раннего средневековья, причисляя балгар к гуннским племенам, выходцам из Северного Китая. Это наиболее распространенное заблуждение. Именно с позиции кавказского происхождения балгар и выстроен исторический ряд исследовательских материалов, предлагаемый читателям в данной книге и основной частью и отправной точкой предлагаемого читателям исследования, являются материалы по кавказоведению. «Сага о балгарах». Вероятно, использованный автором германский термин «Sage» - предание, сказание, вынесенный в названии книги вызовет у многих удивление, но и этой выдумке автора будет дано объяснение, связанное с тем, что балгары издревле и довольно продолжительное время имели контакты с германскими племенами и именно они являются легендарными асами германских саг. Из их среды появились герои древнегерманских саг – Один, Тор, Бальдр. Книга предназначена для специалистов в области археологии, истории тюркских и германских народов, кавказоведов, а также для широкого круга читателей.
Предисловие…...………….………………………..…………………….стр. 4 Глава I. Истоки зооморфного стиля ……….……..……………………стр. 7 Глава II. Кобанская археологическая культура Кавказа………..…….стр. 11 Глава III. Внешние связи кобанской археологической культуры……стр. 36 III.1 Карасукская культура…….…………………..…………...стр. 36 III.2 Тагарская культура…………..…………………………….стр. 46 III.3 Кавказ и Китай… ………………………………………….стр. 51 III.4 Кавказ и Иран……………………………………………....стр. 71 Глава IV. Топонимика – язык земли……..……………………………стр. 86 Глава V. Античная этнонимика………………………………………..стр. 101 Глава VI. Именник балгар.…………………………….…..…….……..стр. 112 VI.1 Кеммерийцы…………………………………………………стр. 113 VI.2 Скифы………………………………………………………..стр. 123 VI.3 Аланы………………………………………………………..стр. 150 Глава VII. О происхождении этнонима «Русь»……..………………..стр. 175 Глава VIII. Хетты………………………………………………..……. стр. 187 Глава IX. Асгард. Саги.Мифы.Философия.Символизм ………………стр. 207 IX.1 Германские саги. Священный мёд поэзии Одина………...стр. 209 IX.2 Мифы Асгарда……………………………………………….стр. 234 IX.3 Знания древних. Силы «МЕ»………………………………..стр. 240 IX.4 Философия «варваров». Шамбала. Отдин – Религия Огня………………………..…стр. 249 IX.4 Символизм масонства. 33 ступени к тайне………………..стр. 267 Глава X. x-files. Мир Логоса. Новая психолингвистика.……….…….стр. 269 Заключение..……………………………………………………………….стр. 283 Приложения (таблицы)……………………………………………………стр.284 Библиография……………..……………………………………………….стр. 291
ПРЕДИСЛОВИЕ.
Кавказ – один из интереснейших с исторической точки зрения регионов Евразии. Его географическое положение на стыке Юго-Восточной Европы и Малой Азии стало причиной формирования самобытной кавказской культуры. Здесь, как свидетельствуют археологические данные, проходили древние пути миграций народов Восточной Европы, Малой и Средней Азии, происходили контакты европейских, ближневосточных и среднеазиатских культур. Эти исторические процессы и оседание определенной части миграционных потоков сформировали сегодняшний полиэтнический облик Кавказа, который справедливо называют «горой народов и языков». Изучение этих миграционных волн, выявление их этнического содержания поможет приоткрыть многие страницы древней истории Кавказа. Предлагаемая вниманию читателей книга является частью комплексной исследовательской работы автора в области антропологии, основанной на сопоставлении археологических, историографических, этнографических и лингвистических материалов с целью этнической интерпретации ряда археологических культур и освещения тех самых древнейших миграционных процессов, происходивших на всей территории Евразии. Имеющееся на сегодня представление о древней истории, не смотря на довольно скрупулезную фиксацию и описание археологических материалов, не дает окончательного ответа на основной и самый естественный вопрос о создателях той или иной археологической культуры – на вопрос об их этнической принадлежности, хотя бы в рамках языковой семьи. Под понятием языковой семьи, в данном случае, нужно понимать принадлежность к малым языковым семьям: славянским, германским, угорским, тюркским, иранским и т.д. Апеляция к понятиям языковой макро-семьи - индо-европейской, урало-алтайской, семито-хамитской и т.п., при этнической интерпретации археологических культур бронзового века и античности, не совсем соответствует истине, поскольку к тому времени многие нынешние народы были этнически оформлены, говорили на языках довольно близких к их современным и, возможно, были известны соседям под теми же этнонимами, что и сегодня. За прошедшее столетие накоплен огромный объем материала в отраслях науки, занимающихся проблемой происхождения человека, рас, языков. Появилось много современных методов обработки полученных материалов, основанных на внедрении технологий XX века. Но, несмотря на происходящие прогрессивные изменения в методиках и техническом обеспечении проводимых исследований, неизменными остаются некоторые основополагающие доктрины в исторической науке, как российской, так и зарубежной, требующие пересмотра, согласно, накопленного материала. Незыблемость ряда этих доктрин была основана на определенных идеологических предпосылках, сформулированных не в научной среде, но имеющих своих активных сторонников и в научных кругах. Это относиться к этнической интерпретации ряда древних народов, населявших юго-восточную Европу и Кавказ в период поздней бронзы, античности и раннего средневековья: кеммерийцев, скифов, сарматов, алан и т.д. Не менее щепетилен и вопрос о древности заселения германскими племенами территории Крыма, Причерноморья и Кавказа. Именно этот факт древней истории мог стать ключевым в процессе создания в середине XX века - в период противостояния Германии и СССР, идеологически выверенной, геополитически ретроспективной истории СССР. Широкое введение в научный оборот термина «северные иранцы», для обоснования этнической принадлежности киммерийцев, скифов, алан и иных народов античности и являлись отражением скрытых течений в науке. Это были попытки «уместить» древнюю историю народов и территорий в границы современного государства. Справедливости ради надо отметить, что подобный подход к истории был характерен не только для советской науки. Что касается иранских народов, так они действительно расселялись и в юго-восточной Европе, соседствуя с германскими, славянскими, тюркскими и другими народами. А устаревающая, если не сказать уже устаревшая, концепция о сплошном ираноязычии кочевых народов Евразии в период античности так и не смогла удовлетворительно ответить на многие вопросы, связанные с их историей и культурой. Утверждение факта присутствия германского компонента в среде скифских и кавказских племен в период поздней бронзы – это не открытие XXI века, тем более оно не принадлежит автору данной книги. Об этом известно давно и многим, просто эту тему было не принято муссировать в советской науке в период сталинизма. Отношение же к этому факту современной российской науки покажет время. Великий норвежский ученый Тур Хейердал, разделявший это мнение, искал в Подонье следы викингов и легендарный город германских богов – Асгард, считал, что викинги посещали и Кавказ. С целью доказать это он организовал российско-норвежскую археологическую экспедицию, которая работает в г.Азове уже несколько лет. Как отличить материальную культуру одного древнего народа от культуры другого? Здесь имеются широко используемые в археологии методы описания, статистической обработки и сопоставления погребений, инвентаря, костных останков и т.д. Но есть еще один аспект, не использовавшийся в науке, в силу того, что он не был обнаружен. В данной книге вниманию специалистов и подготовленных читателей предлагаются весьма нетрадиционные методы трактовки этнической принадлежности некоторых древних археологических культур и народов, причастных к их созданию. Метод, которым пользовался автор, весьма прост и основан на сопоставлении археологического и лексического материалов, поскольку история материальной культуры каждого народа отражена в лексике его языка. Памятники культуры древних цивилизаций, произведения прикладного искусства убеждают нас в том, что их создатели не были людьми примитивными или интеллектуально ограниченными. Наши далекие предки создали основы того, чем мы широко пользуемся и сегодня, развивая и далее: керамическое производство, металлургию, металлообработку, ювелирное дело, зодчество, письменность, ткачество, животноводство, земледелие, мореходство и т.д. Касаясь вопроса происхождения письменности, нетрудно предположить, что наиболее проблемной для наших предков могла быть потребность в фиксации, хранении и передаче информации. Именно эта проблема могла толкать их на поиски в этой области. С ней связано возникновение феномена устного народного творчества, реализованного в виде мифов, сказок, эпических сказаний и баллад. С того момента, когда люди стали задумываться над проблемой фиксации информации, их внимание обязательно должно было повернуться к проблемам философского осознания и научного анализа собственной речи. Как она возникла? Как рождались слова? Как их отобразить и зафиксировать в материале: камне, глине, дереве или металле? Из области интеллектуальной, по мере давления этой проблемы, она перемещалась и в сферу быта и ремесла. Речь и методы ее отображения на материальных носителях стали своего рода лингвистическим «кубиком-Рубика» для определенной части социумов. Так стала появляться пиктография – рисуночное письмо, которое читалось не фонетически, а образно. Больших проблем передать посредством рисунка имена существительные типа: «человек»; «гора»; «дерево»; «река»; «медведь»; «олень», не составляет труда, но как передать глаголы – слова действия, или прилагательные – слова качества. Тут и возникла задача, как отобразить через рисунок прилагательное «красивый» или глагол «думать». На помощь могла придти игра слов, заключенная в каждом языке, и имеющая довольно характерную индивидуальность. К примеру, числительное «сто» немец может передать через знак «собака», поскольку в германском языке в числительном «Hundert» – 100, содержится существительное «Hund» – собака. Славянин может нарисовать «стог» для передачи числительного «100». Тюрок нарисует «круг» или «пловца» поскольку в его языке числительное «100», слово «жуз», фонетически тождественно существительному «круг» и глаголу «плыви». Так на смену понятийно-рисуночному письму – пиктографии, могло придти фонетическое письмо, в котором знак, рисунок стал передавать не понятие, а фонему. Если слово было длинным, его могли попытаться разбить на отдельные составные части-слова. Например, германское слово «bereiten» – готовить, приготовлять, можно расчленить на слова «Bär» – медведь, и «reiten» – ездить верхом. Таким образом, в абстрактно представляемой немецкой фонетико-пиктографической письменности рисунок «медведь на коне» может передавать фонетически понятие «готовить, приготовлять». Отмечу, что выразительные возможности для такой письменной передачи информации довольно индивидуальны для каждого языка. Это и есть суть авторской методики этнической интерпретации археологических материалов эпохи бронзы. Люди бронзового века, озадаченные проблемой передачи информации, изобретали методы ее фиксации и отображали ее на изделиях ремесла и прикладного искусства. Революционным являлось открытие самого принципа письма, как средства сохранения и передачи информации, а методы его осуществления могли быть многовариантны. Так зародился фонетико-семантический стиль прикладного искусства, получивший в археологической науке название «зооморфный стиль». Изображения на предметах зачастую являлись фонетической передачей их названия или глагола, передававшего их функциональное назначение. Этому стилю и истории некоторых этносов, имевших отношение к его созданию, и посвящена данная работа. Но и не только этому!
Отправлено: 07.02.09 02:28. Заголовок: Глава I. ИСТОКИ ЗОО..
Глава I.
ИСТОКИ ЗООМОРФНОГО СТИЛЯ. Факторы, обеспечивавшие его преемственность с эпохи бронзы до раннего средневековья.
Выявление истинных источников возникновения зооморфного стиля в искусстве древних народов эпохи бронзы, тема довольно интересная, требующая комплексного подхода к исследованию. Существующий на сегодня подход к элементам зооморфного стиля в керамике и металлопластике, как к индивидуальному творческому мотиву, возникшему у конкретного ремесленника, не совсем соответствует истине. Конечно, полностью отрицать факт индивидуальности и своеобразия стиля отдельного мастера в прикладном искусстве было бы неверно, но существующий археологический материал свидетельствует о чрезвычайной устойчивости отдельных элементов зооморфного стиля. При этом эти элементы сохраняются на протяжении столетий, с разрывами во времени и затем возникают, зачастую, на довольно отдаленных друг от друга территориях. Как объяснить подобные факты? Предположим, один древний ремесленник вводит в производственный оборот один элемент зооморфного стиля, как плод своего воображения и абстрагированного восприятия производимого им предмета. Данный элемент стиля может воспроизводиться лично им неоднократно, если он считает его удачным, эстетичным и не обременяющим изделие при его функциональном использовании. Кроме него эту форму могут копировать его коллеги по цеху и ученики. Помимо художественно-эстетических истоков появления элементов зооморфного стиля, существуют и мотивы, связанные с различными религиозно-тотемистическими представлениями. Данные элементы будут отражаться преимущественно на предметах ритуального назначения. В рассматриваемый период эпохи бронзы, до широкого распространения мировых монотеистических религий, для различных этносов прослеживаются характерные только для них элементы религиозно-тотемистических представлений, наряду с существующим единообразием ряда языческих представлений у многих народов. Анализируя элементы зооморфного стиля и орнамента на керамических и металлических изделиях указанного периода, автор данного исследования и пришел к твердому убеждению о существовании «лингвистического» источника в появлении определенных художественных элементов и форм. В подавляющем числе случаев форма предмета или рисунок на предмете выполняли роль фонемы, и служили для передачи его названия или глагола его функционального назначения. Таким образом, это была оригинальная форма письма, основанная на «народной» этимологии названия предмета. Констатация этого факта и применение методов лингвистического анализа позволили не только объяснить возникновение многих элементов и форм, но и установить этническую принадлежность их создателей. При этом этническая интерпретация археологической культуры, в материалах которой были выявлены исследуемые зооморфизмы, была построена на основе комплексного анализа, включавшего в себя: 1. анализ семантики элементов зооморфного стиля в археологических материалах с этнической интерпретацией их создателей на основе сопоставления лексики и зооморфизмов; 2. анализ сообщений письменных источников данного периода о народах населявших территорию данной археологической культуры; 3. анализ современных научных версий о генезисе, хронологии и внешних связях данной культуры; 4. анализ лексики современных народов, проживающих на данной территории, на предмет выявления лексических заимствований из языка создателя исследуемой археологической культуры; 5. анализ мифов и легенд современных насельников территории и потомков ее древних обитателей, с целью выявления дополнительного аргументирующего материала. Естественно, углубленные и детализированные исследования по всем этим пунктам непосильны для одного автора, поэтому данное исследование построено на макро-уровне. Лингвистически анализируются наиболее оригинальные предметы, и устанавливается их этническая принадлежность. Итак, возвращаюсь к теме истоков возникновения зооморфного стиля в прикладном искусстве народов эпохи бронзы и факторах его сохранения и развития до раннего средневековья. На первом этапе появления и утверждения нового зооморфного элемента в керамике или металлопластике он существует в той этнической среде, к которой принадлежит автор данного художественного образца. Дальнейшее его распространение возможно в целом ряде случаев: 1. Посредством тиражирования и экспорта изделий в другую этнокультурную среду. Касательно керамики, она может распространяться в результате торговли, выполняя функцию тары. В этом случае идет распространение стилизованных изделий без миграции их творцов и носителей. 2. Распространение посредством миграции этноса или его части с места зарождения данного элемента зооморфного стиля, в результате определенных причин: ухудшения природно-климатических условий; демографической перегрузки в регионе проживания; причин, вызванных хозяйственным укладом (кочевое животноводство, истощение почв и т.п.); обострения этнополитических взаимоотношений с соседними народами; раскола этноса, по каким либо социально-экономическим, политическим или религиозным мотивам; совершения военных походов, с последующим оседанием на новой территории или миграция под воздействием агрессии; для поисков новых источников металлургического сырья и рынков сбыта металлургических услуг, учитывая важность этого аспекта экономики в период бронзы. 3. Распространение методом копирования данного художественного элемента в новой этнической среде и на новой территории, куда проникли стилизованные изделия в результате торгового обмена, или куда мигрировали создатели и носители этого стиля; попытки копирования более высокохудожественных и высокотехнологичных изделий, добытых как военные трофеи. Копирование данного художественного элемента с изделий, добытых в результате грабительских раскопов захоронений более раннего периода.
Постулируя существование лингвистического источника в возникновении ряда устойчивых во времени и пространстве художественных канонов и подчеркивая его роль в их консервации, приведу некоторые примеры из археологии. Речь пойдет о довольно оригинальных изделиях, имевших широкое распространение – сапожкообразных сосудах для питья (Табл.1). Демонстрация нижеследующего ряда керамических и металлических сосудов, изготовленных в хронологически разные эпохи, охватывающие три тысячелетия, и выявленных на довольно отдаленных друг от друга территориях, явно указывает на то, что эта художественная форма, не продукт индивидуализма и отвлеченной абстракции ремесленника. Она не имеет объяснения, ни с точки зрения общепонятных ассоциативов, ни с точки зрения улучшения функциональности такого древнего изобретения, как керамический сосуд для питья. Заметим, что это именно сосуды для питья, а не для хранения жидкостей. Существенные хронологические разрывы в датировке этих экстравагантных изделий не позволяют говорить о преемственности форм, так же, как и их территориальная разбросанность. Спонтанность их появления и устойчивость «обувной» интерпретации сосудов связаны с этнической принадлежностью их изготовителя к тюркской языковой семье. Во многих тюркских языках, в том числе и карачаево-балкарском, слово «аякъ» имеет два значения - «нога» и «чаша для питья».
Отправлено: 08.02.09 20:49. Заголовок: Как образовалось так..
Как образовалось такое двусмыслие? Древнетюркское слово «каб/кап/габ» - сосуд, горшок, этимологизируется и дословно означает «оболочка». Связь понятия «оболочка» с понятием «сосуд» довольно прозрачна, ведь сосуд и есть глиняная оболочка. Но слово «къаб» - оболочка, участвует и в создании устойчивой фразы «аяк каб» - обувь, дословно означающего «ноги оболочка», но приобретающего игривый смысл «нога-сосуд». К примеру, и в современном карачаево- балкарском языке, слова «габаш» и «каблау» означают обувь, и в них ложно присутствует древнее слово «сосуд». Длительное употребление фразы «аяк каб» – обувь, привело к тому, что в целом ряде тюркских языков, в том числе и карачаево-балкарском, слово «аяк» - нога, самостоятельно стало означать и чашу - сосуд для питья, не имея при этом удовлетворительной этимологии. Данный небольшой историко-этимологический анализ двузначного слова «аяк» - 1.нога; 2.чаша, проясняет спонтанность возникновения и одновременно устойчивость существования этой художественной формы керамических сосудов для питья, продиктованной игрой тюркских слов. Эта игра слов тюркского языка может стать основой калькированного заимствования в другие языки и аналогичных лексических связей «нога-сосуд», но в тюркских языках она имеет объяснение и этимологию. Интерес, в этой связи, представляет происхождение русского слова «бутылка», германского «Buttel», английского «Bottle» в том же значении «сосуд». В корне этих слов присутствует общетюркское слово «бут» - нога, синоним слова «аяк»- 1.нога; 2. чаша, но только в его первом (!) значении. По сообщению известного балкарского фольклориста и историка М.Ч.Джуртубаева, длительное время занимающегося изучением фольклора, истории и культуры балкарцев и карачаевцев, в недалеком прошлом, в ритуалах застолья у балкарцев засвидетельствован следующий факт. В случае, когда глава застолья - тамада, произнося обычную фразу «аягынгы кётюр» - подними чашу, предоставлял кому-либо право сказать тост, тостующий вставал, поднимал чашу, но при этом приподнимал и загибал одну ногу за другой. Факт не имел удовлетворительного объяснения, но явно указывал на вербальный характер действий тостующего, вызванных абсолютной фонетической тождественностью фраз «подними чашу» и «подними ногу», сказанных тамадой, в повелительном наклонении. В балкарских застольях и до сегодняшнего дня случаются лексические курьезы в связи с двусмысленностью этой фразы. В случае ошибочного заимствования этой застольной лексической формулы в традициях и речи другого соседнего народа также может появиться застольная фраза «я поднимаю золотую ногу», подразумевающая «я поднимаю золотую чашу». Такой факт заимствования действительно имеется. Со слов известного этнографа-кавказоведа Я.В.Чеснова лет десять назад автору данной книги довелось услышать следующее. В обрядовых застольях у абхазов существует фраза: «я ежегодно поднимаю золотую ногу бога». Заинтересовавший этнографа факт указывает на то, что эта застольная лексическая формула у абхазов является ошибочно калькированным заимствованием из языка соседей – карачаевцев, балкарцев. Теперь обратимся к германскому языку и проведем историко-этимологический анализ одного из слов означающих сосуд для питья. Слово «Bockal/Pockal» - бокал, кружка, имеет, несомненно, германское происхождение и происходит от слова «Bock», означающего «козел», «баран», «бык». Связь понятия «сосуд для питья» с названием этих домашних животных довольно прозрачна, поскольку их обработанные рога издревле служили в качестве сосудов для питья. Небьющихся, функционально удобных. Их можно носить, подвесив к поясу. Рога-сосуды использовались у многих народов, но в германском языке этот факт отражен в лексике, что предопределяет возможность материализованной реализации этой игры слов германским мастером-керамистом или ювелиром. Стоит обратить внимание на приводимый ряд сосудов для питья, изготовление которых гипотетически можно приписать германскому мастеру. Ритоны в форме головы быка также известны среди находок с Закавказья, с территории древнего царства Урарту, Ирана, Средиземноморья. Другое общеизвестное русское слово «кубок», вероятно, также имеет древнегерманское происхождение и означает «бык» - «Khubock», дословно «самец-коровы», отражая традицию изготовления сосудов для питья из бычьих рогов. Надеюсь, что на данных примерах суть авторского метода лексического чтения художественных элементов керамических и металлических изделий стала понятной. Как видно основанная на этом методе этническая интерпретация создателей тех или иных оригинальных форм керамики или металлопластики может иметь довольно высокую достоверность. Теперь, поскольку работа посвящена Кавказу, углубимся в лексико-семантический анализ элементов художественной пластики и зооморфного стиля одной из ярких археологических культур Кавказа эпохи поздней бронзы - Кобанской археологической культуры.
Отправлено: 11.02.09 20:57. Заголовок: Глава II. КОБАНСКА..
Глава II. КОБАНСКАЯ АРХЕОЛОГИЧЕСКАЯ КУЛЬТУРА.
Данная археологическая культура существовала по обе стороны Центрального Кавказского хребта примерно с середины II - тысячелетия до н.э., являясь на тот период одним из передовых металлургических центров, имевшем весьма далекие внешние связи как в Европе, так и в Азии. Исследуемая культура была неоднородна по этническому составу и включала в себя как представителей германского, так и тюркских этносов. Ряд фактов указывают на два тюркских компонента в кобанской среде. Одни говорили на языке огузской ветви - «йокающий» диалект, предположительно туркмены, а другие на «джокающем» диалекте тюркского языка - протоболгары, предки нынешних балкарцев и карачаевцев. Германский язык, на котором разговаривала часть кобанцев, был близок по лексике современному немецкому языку. Автор прекрасно понимает, чувства специалистов - археологов, историков, этнографов, лингвистов-кавказоведов читающих эти строки, но просит набраться терпения и ознакомиться с аргументирующими материалами, приняв вышеизложенное утверждение за изначальную гипотезу. Комплексный аргументирующий материал достаточно серьезен. Многое, из изложенного, абсолютно не будет соответствовать принятым научным концепциям по проблемам этногенеза кавказских народов, истории Кавказа и Великого пояса степей Евразии, но поможет раскрыть некоторые страницы истории транскавказских миграций народов Европы в пределы Малой Азии и Ближнего Востока. Появление в Малой Азии волны европейских народов, образовавших хеттскую империю, давно привлекает интерес ученых и Кавказ рассматривается как один из возможных путей их продвижения. Но подобные спонтанные перемещения целых народов не возможны. Для этого должна быть определенная цель и необходима организация самого процесса миграции или военного похода. Должен быть проведен предварительный сбор информации об интересуемой территории, ее населении и ресурсах, изучены пути ее достижения. А в ходе миграции, возможно, часть потока европейских переселенцев оседала по ходу движения, в том числе и на Кавказе. Реконструируя этническую ситуацию на Кавказе эпохи поздней бронзы и раннего железа, и утверждая присутствие в рамках одной археологической культуры - Кобанской, носителей как германского, так и тюркского языков можно предположить, что данное сообщество находилось на стадии двуязычия, т.е. определенная часть населения владела как родным языком, так и языком соседнего народа. Подобная межэтническая ситуация довольно банальна и имеет множество аналогий как в древнейшей, так и в новейшей истории мирового общежития. На Кавказе подобная ситуация двуязычия существует несколько тысячелетий, как в малых локальных вариантах, так и в общекавказском варианте. Так, например, общим языком межнационального общения для всех кавказцев сегодня является русский язык, а совсем недавно кумыкский язык являлся локальным языком общения многонационального Дагестана, да и многие кавказцы знали язык соседнего народа. Исходя из реальности подобной ситуации и практики межэтнического общения, можно согласиться с предположением о стадии двуязычия в среде тюрко-германского населения. При ссылке на древнеболгарскую лексику в дальнейшем будет использоваться один из этнонимов «балкарцы» или «карачаевцы», поскольку это единый язык единого карачаево-балкарского этноса, потомков кавказских протоболгар. Теперь конкретно перейдем к чтению истории Кавказа по археологическим материалам кобанской культуры, рассматривая отдельные группы предметов. При этом будем пользоваться вышеописанным методом, анализируя семантику гравированных изображений и металлопластики, сопоставляя ее с лексикой заявленных языков с целью выяснения этнической принадлежности мастера-металлурга
1. ТОПОРЫ. Один, из довольно специфичных элементов древней Кобанской культуры, с характерной формой изгиба и весьма оригинальными гравировками на лезвиях. Топоры - инструмент весьма древний. Изначально они могли появиться как орудия труда для лесоповала и деревообработки, и только затем трансформироваться в вид боевого оружия. Это логичное предположение справедливо, в первую очередь, для древних жителей регионов с обширными лесными массивами. Ландшафт диктует выбор форм хозяйствования, жилищного обустройства, и как следствие определяет развитие тех или иных форм орудий труда. К примеру, у оседлого аборигенного населения безлесных степей или песчаных пустынь потребности в таком орудии труда нет, следовательно, не может быть и приоритета в его изобретении и массовости его среди орудий труда. Но в археологии известны топоры и другого рода – кельты, имеющие поперечное расположение лезвия относительно топорища. Изначально они произошли от земледельческих орудий труда – мотыг, служивших для выкорчевки кустарников и обработки почвы, а не появились как инструмент для деревообработки. В дальнейшем, по мере социального развития обществ и появления войска, топоры и облегченные кельты стали видом боевого оружия. Малые формы кельтов используются и в специфичных операциях выборки пазов при деревообработке. Следовательно, у различных народов в названиях топора исторически могут сложиться оба значения - и «мотыга», и «топор». Рассмотрим теперь топоры кобанской культуры и семантику их гравированных изображений, среди которых встречаются изображения оленей, собак, козлов, лошадей, рыб, змей, несопоставимые с функциями топора, как инструмента. Массовы также изображения солярного знака – свастики. И естественно, подобные гравировки должны вызывать интерес и находить объяснения. 1. Олень, собака, змея. Одни из устойчивых зооморфных сюжетов в гравированных орнаментах кобанских топоров. В контексте нашего исследования интерес представляет сопоставление названий оленя, собаки, змеи и топора в языках этносов, заявленных как создателей кобанской культуры. САГ - олень. Очень интересное слово, присутствующее в нескольких языках, принадлежащих к разным языковым семьям. Оно присутствует в осетинском языке, вероятно восходя к его дигорскому диалекту, в котором означает еще и козла. Присутствует в древнеогузском, бурятском, монгольском, тушинском, славянских языках, иногда с незначительной трансформацией корневого гласного. 1.Sag – олень (осет). 2.Sagaan – олень (бурят). 3.Сугак - антилопа (украин). 4.Сайгак – антилопа (русск). Вероятно из древнеогузского «сагак», сопоставимого с украинским «сугак», закономерно перешедшего в тюркских языках в форму «сайгак» и заимствованного в русский язык. 5.Suhak – антилопа (польск). 6.Сугун – олень (туркм.). 7. Саг – олень (тушин.) Выявление этнического источника происхождения данного слова, является ключевым моментом в установлении исторической истины относительно некоторых археологических культур. Для того, чтобы развязать «гордиев узел» происхождения и принадлежности слова «саг» – олень, предложу следующий этимологический анализ. Слово «саг», в значении «голова», является, несомненно, древнетюркским словом и от него происходят следующие тюркские понятия: - саг – голова - саг – чуткий, осторожный; - саг – собака (от понятия «чуткий», «осторожный»); - саг – сторож; охранник (аналогично русскому словообразованию «сторож» «осторожный»); - сагыш – мысль; - сагына – вспоминать; - сагана – надмогильная стела; мавзолей (дословно «вспоминая», «поминальник». Образовано аналогично семантическому ряду «память» > «памятник» в русском языке). С тюркским понятием «чуткий», «острожный» - саг, и связано, по мнению автора, название оленя, горного козла и собаки, отражая древность возникновения этих слов в период первобытного общества охотников. Чуткость обоняния и слуха этих животных и осторожность поведения оленя и тура продиктовали возникновение этого слова, принадлежавшего к древнему пласту охотничьих терминов. Синонимическое тюркское слово «буг», «буга»- прячься, прятаться, прячась, относиться к тому же классу понятий и употребляется в отношении самца оленя, но в тоже время означает домашнего быка. Этимология слова «буга» – бык, подтверждает, что изначально оно относилось к оленю, а затем перешло на одомашенное животное - быка. Аналогичное употребление слова «бык» и к домашнему животному, и к оленю-самцу имеет место и в русском языке. Таким образом, предположение о древнеогузском происхождении слова «саг» – олень, козел, собака, не лишено оснований. Именно многозначность древнеогузского слова «саг» сыграла огромную роль в появлении ряда художественных форм в зооморфной металлопластике и орнаментах на изделиях, начиная с эпохи бронзы. В данном исследовании автор придерживается огузской гипотезы происхождения слова «саг» - олень, козел, собака (др.огуз.), ввиду, более высокой и достоверной результативности лексических трактовок этого символа в археологических материалах: металлопластике и керамике эпохи поздней бронзы. То, что оно присутствует и в языке ираноязычных осетин-дигорцев, где также означает и оленя, и козла, имеет свои исторические причины. Дело в том, что древняя история и этнические корни осетин-дигорцев связаны с древними огузскими племенами. Исторические процессы всегда связаны с взаимопроникновением этнических культур, смешением народов и факты смены языка и ассимиляции не являются редкостью и сегодня. Это норма и суть этногенетических процессов. Теперь приведу ряд тюркских слов, в которых присутствует фонема «саг/сак» и их семантику: САГ – 1.голова; 2.осторожный, чуткий; 3. олень; 4. козел, тур; 5. собака; 6. бить, колоть, пронзать; 7. правый (-ая, о стороне); 8. сжимать; прессовать; доить. САКСАК - жалить, колоть, (применительно к змеям и насекомым). Это туркменское слово построено на удвоении глагола «саг/сак» - колоть, пронзать, жалить. Его закономерная фонетическая форма «саксаул» < «саксакул известна и в русском языке, как название кустарника песчанных пустынь Средней Азии. Для данного исследования важно то, что слово «саксак» - жалить, т.е. «колоть» в туркменском языке употребляется применительно к змеям. Для фразеологии балкарского языка характерно иное. В нем нет выражения «змея укусила», «змея уколола», а говорят «джылян урду» - змея ударила, что действительно отражает факт молнионосности удара змеи. Тюркский глагол «ур» – бей, является омонимом или ложным корнем существительных «ур», «уран» – змея. Таким образом, изображение змеи, в тюркской трактовке, может передавать глагол «бить». Изображение змеи на топорах встречается на Кавказе и в период средней бронзы - в северокавказской культуре, с которой связана последующая кобанская культура (С.Б.Бурков, 1985, с.140, 142,144; С.Н.Кореневский, 1984, с.263, рис.9.5, 9.10). САГА - топор, мотыга. Данное древнеогузское название и мотыги и топора происходит от глагола «саг» – бить, колоть. В грецизированной форме «сагарис» оно засвидетельствовано Геродотом (IV.70) при описании боевого вооружения массагетов, признанных по данным этнографии предками современных туркмен. Все анализируемые фонетические формы с «саг» восходят к огузским диалектам, к которым принадлежит и туркменский язык. Даже для современного туркменского языка характерны наиболее древние фонетические формы ряда общетюркских слов. Древнеогузское слово «сага» - топор, в фонетической форме «сугэ», присутствует и в монгольском языке. В лексике карачаевского языка также присутствует древнеогузское слово «сага» – мотыга; топор-кельт. Это слово «чага» - мотыга. При этом надо отметить, что для карачаевского языка характерна замена огузского начального «с» на «ч» в целом ряде слов: сач/чач – волосы; сачак/чачакъ – бахрома; сичхан/чичхан – мышь; сага/чага – мотыга; сак/чак – время, и т.п. Такие же переходы начального «с» в «ч» имеются и в узбекском языке. Рассмотренная огузская лексика фонетического ряда с корнем «саг» и сопоставление его со словом «сага» – мотыга, топор, показывает, что варианты изображений на кобанских топорах оленей, собак, змей, козлов являются своеобразной формой присьменности и огузскими фонетико-семантическими комплексами, отражавшими название топора или передававшими глагол «бить». Именно комплексами, потому, что в ряде случаев на топорах одновременно изображаются и олень и собака. Тот факт, что огузское слово «саг» – собака, присутствует в слове «сага» – топор, в качестве фонемы в массовом количестве отражено на гравировках и пластике топоров и колхидской культуры, родственной кобанской. Скульптурные фигурки собак на обухе топоров по статистике, приводимой Теховым Б.В., известны по находкам в с. Рене, Каспского района Грузии, в Галиатском могильнике. Из 12 топоров подобного типа 10 экземпляров происходят с территории Грузии. Но предлагаемые трактовки этого зооморфизма – собака на обухе топора, ошибочны. Так М.М.Трапш связывал фигурку собаки на куланурвхвском топоре с божеством Айтар – великим богом природы, размножения и особенно скотоводства. (Техов Б.В. 1988, с.72), что малоубедительно. Изображения топоров с указанными гравировками приведены в приложениях, табл. I. Возвращаясь к гипотезе об этногенетической связи осетин-дигорцев с огузами-туркменами, отмечу, что у дигорцев, в качестве пословицы, сохранилось выражение «пришел как олень к топору». Подобная пословица есть и у балкарцев, карачаевцев. Вероятно, это калькированно сохранившийся фразеологизм или пословица из древнеогузского языка, где существовала игра слов «олень» и «топор». Поскольку в начале данной книги утверждалось присутствие в составе кавказского населения, причастного к созданию кобанской культуры, и древних германцев, необходимо аргументировать и это заявление. Доказательная база этого утверждения строится на том же методе фонетического «чтения» археологических материалов. По результатам исследования автора, каждая этническая группа кобанцев, пользуясь одним и тем же методом, изобретала свои зооморфные и орнаментальные сюжеты, исходя из игры слов в собственном языке или межязыковой игры слов. Это говорит о довольно тесных межэтнических контактах, имевших место и среди профессиональных групп металлургов. Логичность и естественность двуязычия в подобной полиэтнической группе населения уже высказывалась. Итак, приняв за рабочую гипотезу факт знакомства древних германцев с «языческими» традициями древнеогузских ремесленников и их активную деятельность в сфере металлургии, автором была предпринята попытка выявить элементы зооморфной пластики и орнаментации, связанной с лексикой германского языка. Эти поиски германских «фонетико-семантических» художественных форм так же дали весьма убедительные результаты. Топоры, как известно, являлись одним из излюбленных видов боевого оружия древних германцев и средневековых викингов. И естественно автор занялся исследованием германской лексики, связанной с терминами «топор», «мотыга», «рубить», «колоть», «мотыжыть» и т.д. И выяснилось следующее. В современном немецком языке присутствует очень древнее и интересное слово «Hacke» – мотыга. В древности, по результатам исследования автора статьи, оно также означало и топор, калькированно или независимо повторяя огузское многозначие слова «сага» – топор, мотыга. Фонетико-семантический ряд германских слов: «Hacke» – мотыга; топор; «hacken» – 1.колоть, рубить; 2.мотыжить; 3.клевать, долбить (применительно к хищным птицам) довольно прозрачен с точки зрения этимологии и указывает на ассоциативную связь процесса работы мотыгой с клевком хищной птицы. Эта фонетико-семантическая связь германской лексики и стала основой появления явно выраженных клювовидных топоров уже на ранней стадии становления археологических культур поздней бронзы Кавказа. Клювовидные топоры были характерны для Колхидской культуры Западной Грузии, которую ряд исследователей верно отождествляют с кобанской культурой, употребляя совокупный термин колхидско-кобанская культура. Классификация колхидских топоров приведена в книге Д.Л.Коридзе «К истории колхской культуры», изданной в Тбилиси в 1965 году. Приводимый здесь на рис.1 клювовидный топор из Хеви взят из указанной работы, таблица XIX, рис.5. Мнение о единой колхидо-кобанской культуре основано на идентичности форм и гравировок топоров, являющихся определяющим элементом этих культур. Уже рассмотренные огузские фонетико-семантические комплексы: собака, олень, змея, также присутствуют и на колхидских топорах (табл.2). Одним из наиболее развитых в орнаментации кобанских предметов, как известно, является мотив свастики. Появление данного орнамента на определенных предметах не случайно, и связано с реализацией фонетических и семантических особенностей германского языка. Автор статьи прекрасно понимает, что аргументация германской этнопринадлежности свастичного орнамента на изделиях кобанских металлургов и утверждение гипотезы о проживании древних германцев на Кавказе в период бронзы может вызвать бурные отрицательные или положительные эмоции в определенных кругах, поэтому он заверяет, что свастика на кобанских бронзовых изделиях выполняла всего лишь фонетико-семантическую роль. Анализируя германскую лексику, отмечу, что немецкие слова «Hacke»- мотыга, топор, и «hacken» - колоть, рубить, ложно присутствуют в названии свастики – «Hakenkreuz», дословно означающем «крюковый крест». Это позволяет трактовать название свастики, как фонетико-семантический ряд: «топор-рубить-крест-свастика», т.е. «рубящий крест-свастика», что и стало лексическим источником появления обычных крестов и свастик на топорах изготовленных древнегерманскими металлургами, проживавшими на Кавказе (рис.2). Но это не единственно возможная игра слов в немецком языке. В указанном слове «Hacke» - топор, мотыга, слове «Hackbeil» - топор-колун, ложно присутствует слово «Hack» - лошадь. Хорошая игра слов, для того, чтобы германский оружейник мог отразить это в гравировках на топорах. Данное предположение можно было бы считать авторской выдумкой, но на кобанских (рис.3), колхидских, а затем и скифских топорах действительно встречаются изображения лошади. Оно встречается на топорах из Тлийского могильника (Техов Б.В.1980, табл.108, рис.4; табл.113, рис.1), бронзовый топор с фигурками лошадей на обухе был найден в окрестностях г.Гудауты (Техов Б.В.1988, с.72), Лошади изображены и на обухе скифского топора из известного Келермеского кургана. Вероятно, из германского языка созвучность слов «лошадь» и «топор» проникла в тюркскую терминологию холодного оружия. В туркменском языке существует устойчивый фразеологизм «Ат-яраг», являющийся собирательной фразой означающей в целом «оружие», «вооружение». Он состоит из слов «Ат» – конь и «Яраг» – резак, (топор, нож) и, возможно, ошибочно калькирует немецкое слово «Hackmesser» - нож, в котором ложно присутствует и слово «Hack» – лошадь. Если в кавказских бронзах эта игра слов немецкого языка отразилась на топорах (др.герм.«Hacke» - топор, мотыга), то в известных культурах Сибири и Китая появились ножи с конеголовыми эфесами. Но подробнее об этом будет изложено далее. Теперь важно отметить факт, что в живом немецком языке существует слово «metzeln» – резать, забивать скот, возникшее по предположению автора, на балкаро-германских созвучиях и лексических взаимопроникновениях. Немецкие слова «hacken» - колоть, рубить, и «haken» - зацеплять на крючок, застегивать, являются омофонами, т.е. фонетическими созвучиями, а балкарское слово «мет» означает и «застежка» и «ромб». В древности имело место искусственное германское словообразование, с использованием карачаево-балкарского слова «мет» - 1.застежка; 2.ромб, синонима немецкого слова «haken» - зацеплять на крючок, имеющего омофон «hacken» – колоть, рубить, мотыжить, копать. От слова «мет» и произошло германское слово «metzeln» - резать, забивать скот, имевшее древнее значение «колоть», «рубить». Оно присутствовало уже в готском языке, в словах «maitan» < «meten» - резать, рубить. Теперь обратите внимание на то, что немецкое слово «Messer» - нож, имеет и второй смысл «измеритель», «мера». Это также стало основой появления искусственного балкаро-германского слова «Metze» - уст гарнец, осьмина (мера). Уже в готском языке также существовали созвучия: «mitan» < «meten» – мерить; «miton» < «meten» – измерять; «mitaps» < «metaps» – мера, созданные, по убеждению автора, искусственно на стыке германского и карачаево-балкарского языков. Теперь представьте, что данная искусственная балкаро-германская лексика с корнем «мет» - ромб, появившаяся в немецком языке участвует в образовании фонетико-семантических орнаментальных мотивов в кобанских изделиях. Следовательно, надо ожидать, что на коляще-рубящем оружии, мотыгах и на определенной керамике – мерах объема, могут появиться ромбические узоры – балкарская фонема «мет». И это не просто предположение (рис. 4-7), а факт, имевший глобальное распространение, и не только на Кавказе. Более наглядно схема калькирования фонем, создания искусственной балкаро-германской лексики будет приведена в отдельной главе. Одним из интересных геометрических орнаментов на кобанских топорах, является изображения клиньев (рис.7). Орнамент не случайный, поскольку встречается и в гравировках кельтов из Сибири, топоров из Северного Китая (табл.2). Данный орнамент является художественной реализацией лексики германского языка, в котором от слова «Keil» – клин, происходит легко этимологизируемый термин «Keilhaue» – кайло, дословно «клин – мотыга». Да и используемое в тексте русское слово «кайло», как видно восходит к германскому слову «Keil» – клин. Это дает основание предпологать, что клиновидная гравировка на топорах и кельтах сделана немецким металлургом.
Отправлено: 19.02.09 23:52. Заголовок: 2. ШИЛЬЯ. Весьма уст..
2. ШИЛЬЯ. Весьма устойчивыми зооморфными элементами в пластике кобанских шильев также является изображение собак, оленей, козлов на головках шил. При этом характерной особенностью изображений собак на шильях является подчеркнуто гипертрофированная шиповидность носа собак. С чем это связано? По результатам поисков автора, опять таки, с полисемантизмом слова «саг» и лексическими созвучиями в древнеогузском языке, реализованными в виде зооморфизмов в бронзовых изделиях. Вышеприведенное огузское слово «саг/сак» - колоть, весьма древнее. Уже в древнетюркском языке глагол «сай» означал «колоть», «прокалывать», «пронзать» и являлся следствием фонетического развития древнеогузского глагола «саг» - прокалывать, пронзать, бить с закономерным переходом конечного «г» в «й»; «в» или «у». Эта закономерность хорошо известна тюркологам и неоспорима. С этим значением слова «саг» связано и происхождение древнеогузского слова «сагау» – шило, в котором ложно присутствуют слова «саг» - собака, олень, козел, голова; «сага» – топор. Это древнеогузское название шила, в закономерной фонетической форме «сайау» < «сагау», имеется и в карачаево-балкарском языке. Гипертрофированная шиповидность носа собак, изображенных на шильях, связана с устойчивым фразеологизмом. Так, например, существует туркменская устойчивая фраза «ит бурун» – колючка, заноза, шип, дословно означающая «собачий нос», а балкарцы фразой «ит бурун» называют кустарник шиповника. Современная фраза связана с тем, что в более древней, синонимической форме она звучала «саг бурун» или «саксак бурун», и имела два смысла «колющий кончик» и «собачий нос». Слово «бурун», помимо прямого значения «нос», означает «кончик», применительно к острым предметам. К примеру, слово «бурун» – нос, и в карачаево-балкарском языке применяется для обозначения кончиков режущих и колющих предметов: «сайау бурун» – кончик шила; «бичак бурун» – кончик лезвия ножа; «балта бурун» – кончик лезвия топора и т.д. Данное этимологическое исследование полностью подтверждается стилистикой кобанских шил (приложения, табл.3, рис.5), которые оформлялись как фонетико-семантический комплекс, с изображениями: топора - сага, оленя - саг, собаки - саг (Рис.8), козла - саг, змеи – саксак, присутствующих в словах шило и колоть, пронзать. При этом указанные зооморфные символы встречаются на изделиях как в комплексе, так и раздельно (табл. 3). Золотая заколка для волос с изображением оленя найдена недавно и совместной российско-германской археологической экспедицией при раскопках скифских царских курганов в Туве. Исследуемое полисемантическое слово «саг» – олень; козел; собака, присутствует в качестве фонемы и в древнеогузском слове «сагут» – 1.посуда; 2.инструмент; 3.оружие, которое в современном карачаево-балкарском языке существует в закономерной фонетической форме «сауут» с теми же значениями. Это дает основание предположить, что древнеогузская фраза «сагут гулак» – ручка сосуда, дословно «ухо сосуда», могла стать основой стилизации ручек кобанских сосудов в виде собачей головы с гипертрофированными ушами (рис.9), что подчеркивало игру слов «саг» - собака, «сагут» – посуда, «гулак» - 1.ухо; 2. ручка (у сосудов). Современная карачаево-балкарская фраза «сауут кулак» - ручка сосуда, дословно «ухо сосуда», подтверждает данное предположение. Учитывая вышеприведенные фонетические совпадения, присутствие многозначной фонемы «саг» в слове «сагут» - посуда, нужно ожидать, что на сосудах кобанцев-огузов могут стилизованно изображаться также олени, козлы, собаки. Это также имело место в зооморфной пластике и граффити на кобанских и иных кавказских сосудах. В приведенном выше ряде значений древнеогузского слова «саг/сак» нужно обратить внимание на абсолютную фонетическую тождественность слов «голова» и «собака» и известного античного этнонима «сак». Эта игра слов также нашла отражение в мелкой антропоморфной пластике кобанцев. Так в работе В.И.Козенковой «Типология и хронологическая классификация предметов кобанской культуры. Восточный вариант», опубликованной в САИ, выпуск В2-5, приводиться следующее описание антропоморфной глиняной статуэтки: «Псоголовое существо (1 экз.). Статуэтка мужчины с подчеркнутыми половыми признаками, широко расставленными ногами и руками, вытянутыми вперед, но с головой собаки. » (ук. издание, стр.70, и табл.XLIII, 28). Данный факт изображение собакоголовых антропоморфных фигур явление не исключительно Кавказское. Оно имеет параллели и в графике центральноазиатских стел. Так, например, древнее изображение собакоголового андроида приводятся в работе Л.Р.Кызласова «Древнейшая Хакасия» (МГУ, 1986, с.212, рис.141; с. 214, рис.142). Приводимый здесь рисунок (рис.10) из указанной работы очень ценен с точки зрения сопоставления его с кобанской пластикой. Собакоголовость андроидов в обоих случаях, кавказском и центральноазиатском, явно не случайна и основана на абсолютном фонетическом тождестве огузских слов «голова» и «собака». Но стоит обратить внимание и на изображение правой руки андроида из Хакасии. Огузская фраза «саг гол» - правая рука, имеет варианты игры слов «собачья рука» или «собака-голова-рука», что и реализовано в граффити из Хакасии. В материалах мелкой кобанской бронзовой пластики также известны подобные случаи изображения собак исключительно на правой руке (рис.11). В обоих случаях собака – это передача понятия «правая» рука. Слово «саг» в значении «правый (ая)», применительно к стороне, образованно от понятия «чуткий» и связанно с лексической констатацией факта повышенной управляемости и дееспособности правосторонних конечностей тела - руки, ноги. В современной Балкарии широко известен двусмысленный топоним «Ит кол» - 1. собачья рука; 2. собачье ущелье, ставший названием одноименной гостиницы «Иткол» в Приэльбрусье. Со словом «кол» дело обстоит просто, оно означает как «рука», так и «ущелье», «русло реки». Участие слова «рука» в образовании топо- и гидронимики факт широко известный во многих языках. Но вопрос вызывает слово «ит» – собака, определяющее ущелье, как «собачье». По мнению автора, к собаке этот топоним не имеет никакого отношения, хотя современное население – балкарцы, пробуют объяснить его исходя из «народных» этимологий и преданий. На самом деле этот топоним похож на древнеогузский топонимический термин «правое ущелье», который мог применяться к наименованию правого бокового ответвление от основного Баксанского ущелья. Данный факт говорит о том, что в балкарский язык название этого частично калькированного топонима, вероятно, попало от древних туркмен, проживавших в исследуемый период кобанской эпохи совместно с балкарцами, что и было заявлено в качестве рабочей гипотезы в начале данной работы. Таким образом, можно констатировать, что игра древнеогузских слов и фонетическая тождественность фраз «правая рука» и «собачья рука», отразилась как в кобанской бронзе и топонимике Балкарии, так и в граффити из Хакасии. Связующим звеном между этими территориями и материализованными лингвистически фактами являются киммерийцы, народ оставивший следы своего пребывания на довольно обширных пространствах Евразии. Но более подробно об этом будет изложено в следующих главах данного исследования. Характерным изделием среди кобанских бронз являются широко встречающиеся среди инвентаря погребений дуговидные фибулы - булавки, служившие для закалывания деталей верхней одежды. На этих фибулах также встречаются зооморфные мотивы, которые и важны для нашего фонетико-семантического исследования. Так, при анализе огузской лексики уже указывалось слово «сак» - колоть, «сагау» - шило и огузское слово «саг» - собака. Упорство, с которым туркмены-огузы реализовывали «народные» этимологии в металлопластике вызывают удивление, но в тоже время довольно существенно облегчают направления поисков. Предположив, что на фибулах, выполнявших функции заколки на одежде, или шильях могут возникнуть изображения собак, козлов я стал искать эти факты в соответствующей литературе по кобанским бронзам и довольно быстро нашел. Реализация этих вариантов огузской «народной» этимологии приводиться на рис.12, 13. Тип данного изделия – фибулы, и его функциональное назначение отлично от классических шильев с изображениями пса, но их объединяет примененный метод стилизация обоих изделий фонетико-семантическими символами. Предположим, немец задумает реализовать на подобной фибуле, или шильях германский фонетико-семантический комплекс. Для этого он вслушавшись в слово «hacken» - колоть, опять обнаружит в нем слово «Hack» - лошадь, и реализует это в соответствующем зооморфном стиле на шильях и фибулах. В виде лошадиных головок или всадника стилизованы рукоятки кобанских бронзовых шильев, булавок (рис. 14, Козенкова В.И.1982, с.165, табл.XXXIV, рис.5-7). Дуговидная фибула с изображением лошади (рис.15) выявлена в культуре эсте, распространенной на северо-востоке Италии, между реками Минчо и Ливенца. Культура датируется началом I тыс. до н.э. Это, наряду с рассмотренной на стр.23 ситулой из Куффары, второй факт аппенинских связей кобанской культуры. При этом в культуре эсте также известна ситула Бенвенути, датируемая VI в. до н.э., на которой также изображены мужчины в буркоподобных плащах и широкополых шляпах (А.Л.Монгайт. «Археология Западной Европы», с. 154). «Hakenkreuz» - свастика, дословно «кривой крест». Но в этой германгской фразе игра слов «haken» - кривой, и «hacken» - колоть, создает игровое понятие «колющий крест». Именно поэтому на одном из кобанских шильев, приведенном в специальной работе В.И.Козенковой, был выгравирован орнамент из свастик. 3. ДЕТСКИЕ НОЖНЫЕ БРАСЛЕТЫ. Данная этнографическая особенность кобанских погребений (рис.16) также связана с этнографией туркмен, в культуре которых детские ножные браслеты-обереги, называемые «бурма», сохранились до современности. Они представляют собой кольцевые лодыжные браслеты, надеваемые исключительно на мальчиков с целью оградить их от влияния злых сил и случайных увечий, и носятся ими до достижения подросткового возраста. Название этих браслетов, слово «бурма», легко этимологизируется и означает «закрученный», «завиток», а его семантика реализована в геометрии кобанских спиралевидных и кольцевидных детских ножных браслетов. Опять прослеживается явная этнографическая параллель в культуре туркмен и кобанцев. Ножные браслеты у кобанцев также являлись принадлежностью исключительно детских и подростковых захоронений мальчиков, что отмечено в работе В.Б.Ковалевской: « В погребениях мальчиков устойчивый, хотя и весьма небогатый набор вещей: на ногах бронзовые браслеты (архаическая черта для данного могильника, так как ножные браслеты характеризуют предшествующий этап кобанской культуры), рядом с погребенным – астрагалы для игры в «бабки»» (1984, «Кавказ и аланы», с.42-43). В карачаево-балкарском языке слово «бурма», также дословно означает «завиток», «витой», «крученный», но нет этнографического подтверждения о существовании детских ножных браслетов-оберегов в культуре предков карачаевцев и балкарцев. У них существовал несколько другой обряд. Лодыжки только начинающего ходить ребенка обвязывались восьмеркообразно шнурком, который затем разрезался посредине. Этот обряд имел целью ускорить навыки ребенка в ходьбе и предотвратить влияние злых сил, мешающих ему в этом. А прилагательное «бурма» - витой, крученный, имеет омофоном глагол повелительного наклонения «бурма» - не закручивай, «не завивай». Этот амулет – обращение к злые духам, джинам с требованием не закручивать ножки ребенка, учащегося ходить. На одном из кобанских браслетов, на утонченном конце браслета, имелось изображение собаки. Вероятно, это изображение также было фонемой «саг» - собака, для передачи одного из древнеогузских слов: «сага» - ребенок, «саглык» - здоровье, осторожность, или «саг» - стражник, охранник, т.е. оберег. Восстановить семантику данного зооморфного изображения можно углубившись в указанную обрядность и ее терминологию у туркмен. В связи с изложенным, автор относит детские ножные браслеты в материальной культуре кобанцев к этнографическим особенностям древних туркмен, часть которых поселилась тогда на Кавказе. Образ собаки в магии оберегательных обрядов тюрков имеет и другие аналогии. Игра древнеогузских слов и присутствие слова «саг» – собака, в слове «сага» – ребенок, и «саглык» – здоровье, нашло отражение в тюркских магических обрядах лечения больных детей. В недавнем прошлом больного рахитом ребенка карачаево-балкарские знахарки перекатывали на месте, где ощенилась собака. Считалось, что это восстановит здоровье ребенка. Анализ этого обряда показывает, что и в данном случае имеет место вербальная магия и действия, проводимые на ее основе. Пережитки подобных обрядов и древних терминов отразились и в лексике. Интерес вызывает сопоставление карачаево-балкарского слова «кючюк» - щенок, с огузским словом «кючюк» - маленький, применяемым в общем значении, а не только к ребенку. В обрядах, проводимых в первый год жизни младенца немаловажную роль играет обряд его первой стрижки и бритья головы, которую у карачаево-балкарцев обычно выполняет дядя по материнской линии. Первородные волосы ребенка называются при этом «итлик чач» - собачий волос. Этот термин характерен не только для кавказских тюрков – карачаево-балкарцев. Такой же термин «итлик чач», применительно к первородному волосу ребенка, употребляется и у алтайских тюрков. У них имеется и легенда о собаке, не имевшей волосяного покрова и охранявшей по велению бога первого созданного им ребенка – предка людей. Но в обмен на шерсть, собака допустила к младенцу злого демона Ерлика, плюнувшего на творение бога. За это собака была проклята богом и отдана в вечное услужение человеку. Фразеологизм и легенда, несомненно, интересны, но они являются всего лишь более поздними кальками с древнеогузского языка и мифологизированными попытками их разъяснения. Древнеогузская фраза «сага сач» – детский (первородный) волос, допускает игру слов и может трактоваться как «собачий волос», ввиду указанного созвучия слов «ребенок» и «собака». Эта фраза при синонимическом калькировании в форму «итлик чач» - собачий волос, теряет связь с понятием «ребенок» и становиться несколько абстрактной для обозначения первородных волос ребенка. Это указывает на то, что древний огузский фразеологизм и игра слов в нем первичны, по отношению к карачаево-балкарскому и алтайскому синонимически калькированным терминам «итлик чач», утерявшим первичное значение.
Удивительная деталь кобанской культуры, должным образом не отмеченная многими исследователями - шейные гривны, ставшие широко известными лишь столетия спустя в культуре скифов, кельтов, сармат, алан и целого ряда других народов. Роль кобанских племен в сложении материальной и духовной культуры скифов, саков, сармат, алан еще не оценена должным образом. Замечу, что самые древние образцы характерного для скифов и сармат вооружения, этнической символики и некоторые религиозные культы связаны с Кавказом. Теперь подробнее о генезисе такого оригинального элемента культуры кочевников, как шейные гривны. Они появились не случайно, а явились результатом все тех же лингвистических упражнений и увлеченности кобанцев-тюрков «народной» этимологией. В тюркских языках имеется слово «ас», означающее «род». Оно существует параллельно другим терминам в том же значении: «ок»; «огуз»; «таг»; «сыр»; «арыс»; «жуз»; «эн»; «кума» и т.д. При этом для различных тюркских народов характерно преимущественное употребление некоторых из них. В древности слово «род» могло употребляться и как самоназвание народа, что заметно и в русских терминах «род» и «народ». Относительно истории тюрков, это отразилось в возникновении таких античных и раннесредневековых этнонимов, как «ас», «аристеи», «огузы», «куманы», которые построены на словах, означающих понятие «род». В древнем карачаево-балкарском языке для обозначения рода употреблялись слово «ас», «эн», «сыр», «кума», откуда происходят слова: «асыл» – родовитость, честь, благородство; «асыллы» – благородный (по происхождению рода); «сырма» – благородный, и термин «эн», означающий хозяйские, фамильно-родовые метки у скота, в виде тавра и ушных надрезов. В слове-этнониме «ас» - род, и скрыт источник возникновения элемента древнетюркской геральдики – шейной гривны. Древнее карачаево-балкарское существительное «ас» – род, фонетически абсолютно тождественно глаголу «ас» – души, вешай. В результате этого созвучия слово «асыл» – честь, благородство, происходящее от понятия «род», приобретает второй искаженный смысл – «удушись», а понятие «асыллы» – благородный, в виде игры слов трактуется как «удушенный». Таким образом, занимаясь «народной» этимологией, кто-то из предков карачаевцев и балкарцев и создал удушающую шейную гривну – «ожерелье благородства и чести». Оно было призвано для идентификации людей благородного происхождения из рода асов, что говорит о существовании у кобанцев-балкарцев родов царского, княжеского, жреческого или иного благородного происхождения. За несколько столетий до появления скифских гривен кобанские гривны, наряду с типичными для кобанской культуры фибулами, пинцетами и булавками стали распространяться в западном направлении. Уже в начале XIII века до н.э. шейные гривны появляются в Лужицкой культуре Центральной Европы, затем Высоцкой культуре Западной Украины рубежа II-I тыс. до н.э., Гальштатской и Латенской культурах Европы I тыс. до н.э. Шейная гривна и прямоугольная вертикальная ременная пряжка с ромбовидной гравировкой, близкие аналогии которой имеются в кобанских материалах, есть и среди материалов андроновской культуры. Это указывает на широкие внешние связи кавказского населения. Вероятнее всего шейные гривны на указанных территориях изначально появились вместе с их носителями, т.к. данный предмет являлся этно-геральдическим символом благородства и вряд ли мог экспортироваться как обычный товар. В дальнейшем этот символ благородства мог быть заимствован правящими социальными группами других народов, поскольку распространение элементов культуры одного народа в среду других явление мировое и известно с древнейших времен. Сопоставление инвентарных комплексов, обрядов погребения и краниологических материалов конкретных погребений с указанными шейными гривнами и их датировка даст более точный ответ на вопрос о месте возникновения и направлениях распространения шейных гривен и их носителей. Автор придерживается мнения, что они впервые появились на Кавказе, в среде носителей этнонима «ас», откуда затем и распространялись. Среди карачаево-балкарских слов, передающих понятие «род», интерес представляет и слово «сыр» – род, и его производные: «сырма», «сырлы» – благородный. Оно также может быть использованно в геральдике для создания геральдических символов благородства. Так, например, оно присутствует в карачаево-балкарском слове «сырга» – серьга, что предполагает ношение людьми благородного происхождения не только шейной гривны, но и серьги. Данное предположение также не гипотетично, а имеет реальное воплощение в графике оленых камней, а также антропоморфной пластике кобанской и гальштатской культур (табл.III). Возвращаясь к аргументам наличия туркменского этнического компонента в среде кобанских племен, отмечу факт, засвидетельствованный в легендарной родословной туркмен «Огуз – наме». Это факт, свидетельствующий о присутствии «серьги благородства» в геральдике древних огузов. Так одна из невест Огуз – хана выразила ему свою преданность следующей фразой: Где бы не находилась твоя серьга – там мое ухо, где бы не был обруч для волос – там моя голова. Данный фрагмент из текста сказаний указывает на наличие в одеянии Огуз-хана обруча для волос и серьги, что наряду с шейной гривной могло являться геральдическими идентификаторами людей благородного происхождения и высокого социального статуса. Имеются случаи, когда в гравировках оленных камней присутствуют обе детали, упоминаемые в Огуз-наме – серьга и головной обруч-диадема, а также и шейная гривна (см. табл. III, риc.10). Обручи для волос известны и в культурах позднебронзового века Европы. Распространение вещей кобанского типа в Европе можно объяснить миграциями части кавказского населения, и не только кавказцев, в пределы Европы и обратно на Кавказ. Эти процессы могли происходить периодически, волнообразно, вовлекая в них жителей Европы. Причины этих перемещений кобанцев могли быть различны, но, вероятно, важной была постоянная связь с Кавказом, как прежней родиной, освоенным источником металлургического сырья и готовых металлических изделий, базой бронзовой и железной индустрии. В этой связи интерес привлекает сложное гравированной изображение на известных ситулах из Чертозского могильника у Болоньи (Италия), датируемого VI-V веками до н.э. и ситуле из Куффары (рис.17). Проведем анализ картины на Чертозской ситуле, которая явно указывает на процесс миграции. В верхнем ряду изображений, где указанно передовое войско мигрантов, четко отмечен двуэтнический характер войска, различающегося по боевым шлемам, типу щитов. Второй ряд изображений указывает гражданское население: мужчин в длинных плащах и головных уборах, бритоголовых мужчин, женщин, несущих на головах сосуды и тюки. В данном ряду внимание привлекают следующие элементы: 1. Головные уборы мужчин очень напоминают традиционные кавказские войлочные шляпы. Длинные плащи, выделенные штриховкой, возможно подчеркивающей их фактуру, также напоминают традиционные кавказские ворсовые войлочные бурки. Подобные шляпы и бурки широко бытуют у совеременных кавказцев, в том числе карачаевцев и балкарцев, проживающих в селах. 2. Одежда женщин имеет явно восточные очертания и абсолютно типична для горянок Кавказа. При этом в полном соответствии с кавказскими и шире восточными традициями они несут на головах сосуды. 3. бритоголовые мужчины, вероятно жрецы, несут котел. Котлы, как символ родо- племенного единства, известный и у тюрков-кочевников. В дни языческих праздников или родовых торжеств у родового котла собирались представители рода. С аналогичным культом, вероятно, связано происхождение названия столичного города волжских татар Казань, что означает на тюркском «котел». Существование такого символического «народного» котла у скифов засвидетельствовано Геродотом. В центре третьего ряда изображений двое мужчин играют на музыкальных инструментах, но за их спинами фигуры двух медведей, на головах которых стоят двое бритоголовых мужчин.
Внимательно останавливаясь на этом сюжете, замечу, что этноним «балкар»/ «балгар» образован от древнетюркского слова «бал» – голова, и означал «бритоголовый», «лысый». Это слово и этноним нынешних балкарцев синонимичен туркменскому слову «сагкар» – лысый, построенному от огузского слова «саг» – голова. Таким образом, слова-этнонимы «балкар»/«балгар» и «сагкар» построенны на синонимической паре тюркских слов «бал» и «саг», и означают «бритоголовый». Если использовать еще один синоним, слово «баш» - голова, можно получить этноним «башкар», тождественный нынешнему самоназванию башкиров. Слова «балкар», «сагкар», «башкар» по мнению автора, изначально являлись социальными терминами, означавшими бритоголовых жрецов, а лишь затем могли утвердиться как этнонимы обособленной верхушки этноса - касты. Бритоголовость была свойственна и балгарам раннего средневековья, а среди сако-массагетских племен упоминается этноним «сагкарауки» и «сагартии». Характерной деталью части кобанских антропоморфных изображений и является изображение бритоголовых людей, возможно передававших социальные термины «балкар» или «сагкар». Это предположение можно аргументировать и тем, что на ситуле из Куффарны бритоголовые изображены обнаженными, что является известным жреческим обрядовым ритуалом. Предлагаемая автором трактовка изображений на ситулах с территории Италии, может иметь смысл лишь в том случае если имеются и иные археологические, историкографические и этнографические материалы, указывающие на связи населения Кавказа и Италии в эпоху поздней бронзы. А они имеются.
5. ПОЯСА, ПОЯСНЫЕ ПРЯЖКИ, ЗАСТЕЖКИ.
Теперь проведем лексико-семантический анализ еще одной интересной детали в кобанской культуре – широких бронзовых поясов. Как элемент мужской одежды они встречаются довольно часто. Характерны для этих поясов и пластинчатые прямоугольные пряжки, богато орнаментированные геометрическими и зооморфными гравированными изображениями. О фонетической тождественности в древнеогузском языке существительных «олень», «собака» и прилагательного «правый» уже упоминалось, и приводился соответствующий аргументирующий материал из кобанской металлопластики и современной топонимики Балкарии. Аналогичные фонетико-семантические комплексы были отражены и на правых пряжках кобанских поясов, на которых гравировались изображения собак и оленей (табл. IV, риc.3,6,7). В современном туркменском языке имеется интересное, с точки зрения используемого автором метода, слово «чызык» – пастушечий пояс, в корне которого присутствует слово «чыз/сыз» – линия, черта. Аcсоциирование пояса с линией вполне логично и может отразиться в языке в виде однокорневых слов, что и засвидетельствовано в туркмен-ском языке. Убедившись, что у кобанцев существовала традиция придавать изделиям тот вид, который напрашивается исходя из игры слов и «народных» этимологий, я предположил, что на поясах, изготовленных древними кобанцами-туркменами, должна присутствовать линейная гравировка. Предположение оправдалось полностью. Линейные гравировки и точечные линии, нанесенные пуансоном характерны для кобанских поясов. Помимо Центрального Кавказа пояса с продольной линейной гравировкой массово встречаются в культуре Урарту (рис.18), и подробно описаны в специальной работе С. А. Есаяна «Об урартских поясах, найденных на территории советской Армении». В этой работе им отмечено и некоторое сходство деталей кобанских поясов и поясов из Урарту: «…К этому концу пояса приклепано небольшое кольцо для застегивания пряжки, которая не сохранилась. Подобные кольца (табл. VII, 1) зафиксированы на урартских поясах из Игдыра [7, рис. 26], из погребения № 40 Тлийского могильника [17, с. 131, рис. 5], где была най¬дена и пряжка, лежавшая недалеко от пояса, и из собрания музея г. Аданы [27, рис. 10, табл. 18]…» . Помимо сопоставления линейного орнамента кобанских и урартских поясов с лексикой туркменского языка обращает на себя внимание и современный топоним Армении - Игдыр, указанный в статье. Топонимику можно условно назвать частью письменной истории, т.к. существующие названия рек, гор, лесов, пустынь отражают этническую историю территории, смену и наслоение этносов ее населявших, а исследование топонимики является одним из направлений комплексного научного анализа исторических процессов. Данный топоним привлек мое внимание в связи с тем, что «Игдыр» – это название одного из крупных родов у современных ставропольских туркмен. То, что они поселились в Предкавказье довольно поздно, в XVI-XVII веках, известный исторический факт, но это не исключает того, что это весьма древний туркменский род, и его представители могли периодически совершать кочевки на Кавказ уже с древности. С родом Игдыр, по убеждению автора данной работы, связан еще один геральдический элемент среди материалов кобанской и ряда других культур. В состав этого рода Игдыр входит подразделение – ру, называемое «казаяклы», дословно «гусеногий», и действительно имеющее родовой знак-тамгу в виде гусинной лапки. Родовое подразделение «казаяклы» входило и в состав древнего туркменского племени «салыр», обитавшего в северном Прикаспии – на Мангышлаке. Общей племенной тамгой племени «салыр» также являлась гусиная лапка (А.В.Курбанов, «Ставропольские туркмены», 1995, с.36, табл.1). Эти этнографические факты необходимо сопоставить с известными гусинно-лапчатыми шумящими привесками, широко распространенными у части кобанского населения и выявляемыми также в погребениях Европы и Азии, в частности в культуре полей погребений и срубной культуры. А поскольку эта деталь не имеет утилитарного назначения, а является родовым знаком-тамгой, следует предположить, что она не могла экспортироваться как товарное изделие, а распространялась вместе с носителями родового знака – туркменами из рода Игдыр, родовых подразделений «салыр» и «казаяклы». Поскольку фраза «казаяклы» дословно означает «гусеногий» стоит обратить внимание на кобанскую подвеску (рис.19) комментарии к которой излишни. Подобные совпадения родового знака-тамги, эпонима и топонима Игдыр, вышеприведенных кобанских материализованных фонетико-семантических комплексов с языком и этнографией туркмен довольно серьезное основание для этнических интерпретаций кавказских культур и учета роли туркмен в древнейшей истории Кавказа и этногенезе кавказцев. Родовой знак «гусиные ножки» вышеупомянутых туркменских родов «казаяклы», «салыр», «игдыр», встречается и в культуре полей погребений раннежелезного века Европы в комплексе с дуговидными фибулами (рис.20), аналогичными кобанским, а также в скифских погребениях Закавказья, погребениях срубной культуры. Приводимое здесь изделие (рис.20) экспонируется в Швейцарском государственном музее в Цюрихе. Приводившаяся гипотеза о связях и встречных миграциях населения Кавказа и Европы получает более точную, этнически интерпретированную аргументацию, подтверждающую полиэтнический, тюрко-германский характер кобанской культуры и кавказского населения эпохи поздней бронзы и раннего железа. Вопрос о комплексном сопоставлении конкретных погребений с указанными родовыми знаками автором не рассматривался в силу ограниченности возможностей. Данный факт проживания туркмен из рода «казаяклы» на Кавказе в период поздней бронзы и вероятную их связь с осетинами - дигорцами можно сопоставить и с дигорским (осетинским) названием утки – «ас», которое является вышеупоминавшимся тюркским словом со значением «род». Подобная трансформация понятий, при которой дигорское название утки тождественно тюркскому термину «род», также заслуживает внимание и может отражать древние страницы их этнической истории. То, что факты тюрко-германской омофонии отражались в кобанских изделиях, как, например, в ромбических гравировках топоров, аргументируется еще несколькими сюжетами на бронзовых поясах. Если балкарец, показывая на свой пояс, скажет «бельбауум» - (это мой) пояс, дословно «бель» - поясница, пояс (анатом.) и «бауум» - веревка, немец обязательно услышит в карачаево-балкарской фразе свое слово «Baum» – дерево. И балкарская фраза примет балкаро-германское значение «дерево пояса», а в качестве материализации этой игры слов двуязычный мастер может изобразить дерево на поясе, или его пряжке. Теперь сопоставим наше предположение с описанием поясов из уже указывавшейся работы С.А.Есаяна. «Три пояса с точечным орнаментом найдены при раскопках крепости Тейшебаини (Кармир блур) на юго-западной окраине Еревана. Один из них (табл. V, 3) изготовлен из тонкой листовой бронзы (длина сохранившейся части — 10 см) и украшен двумя полосами, образованными тремя рядами горизонтальных точечных линий [13, рис. 241. Второй кармирблурский пояс (табл. V, 2) также изготовлен из бронзового листа. От него сохранился фрагмент правой половины длиной 10 см и шириной 8 см, украшенный тремя поло¬сами, составленными из четырех точечных ли¬ний. Такая же полоса расположена перпендику¬лярно к ним, соединяя их концы [13, рис. 24]. Третий кармирблурский пояс (табл. V, 1} также представлен фрагментом длиной 12 см, шириной 9 см. На нем можно увидеть две по¬добные же горизонтальные полосы, соединен¬ные друг с другом вертикальной полосой. Между ними находится прямоугольник, обра¬зованный такими же полосами, внутри кото¬рого расположена еще одна горизонтальная полоса. Справа от вертикальной полосы на неровно обломанном крае фрагмента сохра¬нилось изображение древа жизни [13, рис. 82]. Точечные полосы на всех трех поясах с обеих сторон обрамлены рельефными линиями, вы¬битыми чеканом с обратной стороны. На Кармир блуре найден фрагмент четвер¬того пояса, который условно отнесен к данной группе [12, рис. 97]. Это конец пояса с остат¬ками приклепанного кольца, в который про¬девался язычок пряжки (табл. V, 4). На сохра¬нившемся обломке пояса видна часть изобра¬жения древа жизни и обрамлявшей его рельеф¬ной линии. ». Как видим в орнаментации поясов, описанных С.А.Есаяном, отражены как указывавшаяся туркменская игра слово «линия» и «пастуший пояс», известная и среди поясов Тлийского могильника, так и балкаро-немецкая частичная омофония в балкарском слове «бельбауум» – (мой) пояс. В целом территория древнего государства Урарту дает интересный материал для сопоставления с материалами Центрального Кавказа, который необходимо детально исследовать. На обеих территориях встречаются погребения в каменных ящиках, чернолощенная керамика, пояса с линейной гравировкой, тюркские геральдические элементы - шейные гривны и серьги, сапожкообразные сосуды. Поясные пряжки с изображениями «дерева жизни» массовы и в материалах из горного Дагестана (О.М.Давудов,1974). Анализируя гравировки пряжек кобанских поясов, автор обратил внимание и на устойчивость на них спирального и ромбического орнаментов (табл.IV). Ромбы встречаются и на пуговицах, в качестве орнамента (рис 21). Существуют в инвентаре погребений кобанцев и ромбические бляшки, функциональное назначение которых точно не установлено. Это могли быть и нашивки на кожаную основу деталей одежды. В качестве крючков для одежды, у кобанцев известны биспиральные очковидные застежки и типологически близкие им четырехспиральные поясные бляхи (табл.5). В этой связи также необходимо провести сопоставление лексического и археологического материалов. Так, например, в карачаево-балкарском языке слово «мет», означающее застежку, пуговицу, имеет и второе значение «ромб». При этом ложным корнем слова «мет» является, реконструируемое автором, слово «ме» – спираль. Таким образом, фонетико-семантический ряд «ме» > «мет» - спираль > ромб/ застежка, пуговица, предполагает целый ряд спиральных, ромбических, спирально-ромбических орнаментов на застежках, в названии которых встречаются эти фонемы. Но слово «мет» – застежка, встречается и в карачаево-балкарском слове «метеке» – улитка, состоящем из указанного слова «ме» – спираль, и слова «теке» – 1. козел; 2. круг (устар.), откуда происходит слово «тегерек» – круглый. В современном туркменском языке слово «текер» также означает «круг». Таким образом, карачаево-балкарское название улитки – «метеке», этимологизируется как «спиральный круг», но в нем ложно присутствует слово «мет» – застежка, и «теке» – козел. Эта игра слов также была использована в кобанской металлопластике при изготовлении застежки, стилизованной в виде улитки с козлиной головой (рис.22). С древним карачаево-балкарским словом «мет» – застежка, пуговица, связано и происхождение тюркского слова «бешмет», дословно «пять пуговиц», названия пяти-пуговичной верхней одежды. Слово «бешмет» широко известно на Кавказе, присутствует также во многих современных тюркских языках Средней Азии, но не этимологизируется на их основе (Севортян Э.В. «Этимологический словарь тюркских языков», Т2, с.123-124). Это произошло ввиду древности слова «мет» - застежка, сохранившегося, вероятно, только в карачаево-балкарском языке. Средневековая карачаево-балкарская фиксация слова «бешмет» – пять ромбов-пуговиц, на материальном носителе имеет место в графике ряда аланских стел из верховьев Зеленчука (рис.23), на которых изображены ромбические пуговицы. При анализе гравированных на каменной стелле деталей верхней одежды аланского воина, характерным представляется то, что пуговицы кафтана ромбовидные и их количество равно пяти. При этом их асимметричное расположение, вызванное необходимостью прорисовки руки, сделано умышленно, чтобы отразить их количество - именно пять, и само слово «бешмет». В противном случае ничто не мешало расположить их симметрично и не обращать внимания на их количество. Ромбические детали одежды встречаются и в материалах Абашевской культуры поздней бронзы Подонья. Серебряные ромбические пластины до современности используются у карачаевцев и балкарцев как деталь застежки ворота парадной бурки. В качестве деталей застежек ворота бурки использовали и спиральные аппликации из плетеных серебряных и кожаных шнуров. Этот спиральный узор или способ плетения назывался у балкарцев и «шайтан чалыуу» – бесово плетение. Мотивы спирали, ромба, ромба с волютами довольно популярны и в орнаментации карачаево-балкарских войлочных ковров – кийизов. В этой связи необходимо сопоставить карачаево-балкарское слово «метеке» - улитка, с названием войлочных ковров у казахов и киргизов – «текемет», которое представляет собой то же самое слово с переставленными фонемами «мет» - ромб, и «теке» - 1.козел; 2.круг. Как указано выше фонетико-семантический ряд в карачаево-балкарском слове «метеке» – улитка, спиральный круг, можно разложить на всевозможные формы орнаментов и их комбинации: спираль; ромб; спиральный ромб; ромб с роговыми валютами, ромб в круге, круг в ромбе и т.д. Все зависит от изобретательности художника. Автор данной книги, в качестве примеров, реализовал следующие решения «орнаментального разложения» слова «метеке» (рис.24).
Золотые застежки, форма которых основана на сочленении ромба и рогообразных волют, известны среди находок из Бактрии, и опубликованы в книге В.Сарианиди «Золото Бактрии» («Bactrian Gold», Ленинград, 1988г, с.с. 67, 96, 190). Это графическая реализация тюркских слов «мет» - застежка, и «текемет» - название коврового узора (дословно «козел+ромб»), аналогичного, последнему из приведенных на рис.24. Карачаево-балкарский фонетико-семантический ряд «ме-мет»- спираль-ромб, присутствует и в туркменском слове «метбугат» - печать. Это предполагает, что спиральная или спирально-ромбическая гравировка на печатях также может иметь лексическое туркмено-карачаево-балкарское происхождение. Такие печати со спиральной гравировкой действительно существовали в культуре кобанцев (рис.25). Существовали печати и со спирально-ромбической гравировкой. Но в другое время и на другой территории (Трипольская культура эпохи ранней бронзы Приднепровья).
Вышеизложенный материал довольно упорно свидетельствует о том, что тюркоязычное население, представленное носителями двух ветвей тюркских диалектов существовало на Кавказе уже в эпоху бронзы. При этом это не абстрактные прототюрки, а судя по совпадению лексического материала, родовой геральдики и выявляемых этнонимов одно из туркменских племен Игдыр, с родами «казаяклы» и «салыр», а также прямые предки карачаевцев и балкарцев - протобалгары. И если наше предположение о происхождении этнонима «балкар»/ «балгар» и его связи с бритоголовым населением Кавказа верно, то можно предположить, что этому этнониму более 3,5 тысяч лет. Ряд дополнительных аргументов к этому предположению будет изложен в последующих главах. Дальнейшее исследование лексического ряда слов в немецком языке, содержащего фонемы «Hack» и «Hake», нашло абсолютно точное их отражение и в других предметах, названия которых или термин их функционального применения совпадает с данными фонемами: «Haken» – крюк; крючок. «haken» – зацеплять крючком (застегивать) «Hakenkreuz» – свастика. «zuhaken» – застегивать на крючки (платье, обувь, ремень). Фонетическая тождественность германского существительного «Hackе» - топор, мотыга, с глаголами «haken», «zuhaken» - застегивать на крючок, привела к появлению в материалах кавказских бронз застежек, стилизованных в виде топориков. Эта традиция прикладного искусства существовала на Кавказе с эпохи средней бронзы до раннего средневековья (С.Б.Бурков, 1985, с.144). А ввиду того, что германское название свастики содержит в себе глагол «зацеплять крючком», т.е. застегивать на крючок, изображение свастики появилось на пряжках кобанских поясов (рис.26). При этом в ряде случаев орнаментальный фонетико-семантический символ на пряжках построен на основе использования лексики и немецкого и карачаево-балкарского языков, что объясняется двуязычием мастера-изготовителя. Так на рис.26 видно, что свастики вписаны в ромб, название которого – «мет», и есть слово «застежка» в карачаево-балкарском языке. Если германское слово «застегивать на крючок», созвучное названию свастики, сопоставить с вышеисследованным карачаево-балкарским словом «мет», означающим застежку, пуговицу, но в тоже время содержащем семантический ряд «спираль» (рис.27, 28), «ромб» (рис.29), можно предположить, кобанский что мастер, знавший оба языка, также мог объединить эти графические символы на пряжке ремня, и придумать новый тюрко-германский «символ» застежки – свастику в окружении спиралей (рис.30). Ромбо-спиральная свастика встречается и на пряжке аппенинской культуры Вилланова, периода Беначчи II. (рис. 31). Это еще один факт западных связей кобанской культуры, общеизвестный в науке. Утверждавшаяся гипотеза германо-тюркского двуязычия части кобанского населения подтверждается трактовкой орнаментов на поясных бляхах, которые сочетают в себе как ромбы, прямоугольные свастики, так и свастики, построенные на основе ромба и спиралей.
В немецких словах: «Haken» - крючок; «haken» – застегивать на крючок, в качестве ложного корня фонетически присутствует и слово «Hack» – лошадь. Этого достаточно для того, чтобы немецкий металлург использовал изображение лошади на самом поясе или поясной пряжке. Подобные факты материализации германской игры слов также имеются в инвентаре кобанских погребений. В виде фигурки скачущей лошади с крючком на обороте изготовлена известная поясная бляха, выявленная из кобанского захоронения (рис.32). А на бронзовых поясах из Тлийских могильников, поясах из Самтаврского некрополя (Н.Урушадзе, 1984, с.66-67), поясах с территории Армении изображения вереницы лошадей довольно часты. «Лошадиные» пряжки имеют аналогии как у скифов, так и далеко на Востоке – в тагарской культуре Минусинской котловины, Красноярского края. Относительно кобанской поясной пряжки в виде скачущей лошади (рис.32) можно привести еще одну аналогию. Она относится собственно не к поясным пряжкам, а касается стиля изображения лошади. Это изображение лошадки, приводимое на рис. 33.
... 902/a3/3f9f62950099.jpg"> Она датируется VIII в. до н.э. и экспонируется в Национальном музее в Афинах. То, что кобанская лошадка-пряжка и данный конек из Греции выполнены в одном стиле не вызывает сомнения, если не сказать, что они выполнены одним мастером-литейщиком. Единственное, что требуется - это выяснить обстоятельства находки греческого экспоната. Найден он в погребении, типичном для Кавказа, или это предмет кавказского экспорта, что можно выяснить и методом металлографического анализа бронзы. То, что немецкое слово «haken» - застегивать на крючок, фонетически тождественно слову «hacken» - клевать (о хищных птицах) лексический факт. Следовательно, крючок пряжки, да и сама пряжка ремня у немецкого ремесленника могут ассоциировать с орлом или орлиной головкой. Предположение также продуктивное и давшее результаты при исследовании кобанского инвентаря (рис.34). Как видно из формы данной орлиной пряжки, она отражает игру слов немецкого языка, а непрофес-сионально выполненные гравировки свастик, нанесенные на нее несколько позже, вероятно владельцем-немцем, также являются продолжением упражнений в «народной» этимологии. Рассматривая семантику орлиных пряжек, известных и в раннее средневековье из аварских погребений, необходимо отметить, что и в тюркских языках имеется аналогичная игра слова «куш» - орел, со словом и «кушак» - пояс, заимствованным и в русскую лексику. В тюркском языке слово «кушак» этимологизируется, как «обхват». В случае с кобанской орлиной пряжкой, автор придерживается версии немецкой семантики исходя из датировки изделия и факта вторичной свастичной гравировки, известной и на других типах поясных пряжек.
Все даты в формате GMT
3 час. Хитов сегодня: 4
Права: смайлы да, картинки да, шрифты нет, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация откл, правка нет
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума
